Лидер группы «Eвропа» Джоуи Темпест
«Мы старше Евросоюза»
КОНСТАНТИН БАКАНОВ, МАРИНИКА МАРКОВА

Визитная карточка шведского рока – группа Europe («Европа») после своего распада в начале 90-х недавно собралась вновь, правда не в Стокгольме, а в Лондоне. Накануне первых гастролей «Европы» в Москве «Новые Известия» встретились с лидером группы Джоуи ТЕМПЕСТОМ.

– Господин Темпест, говорят, в молодости вы с друзьями были увлечены рок-музыкой так сильно, что даже между собой разговаривали не по-шведски, а по-английски. Это правда?

– Ну, я бы сказал, это скорее шутка... Хотя на самом деле, когда мы только начинали заниматься рок-музыкой, слушали в основном англоязычные группы: английские, американские. Если быть совсем точным – только англоязычные. И наверное, в силу этого на репетициях, играя музыку и думая на языке, на котором поем, совсем входили в образ этаких рок-звезд, начинали и к друг другу обращаться по-английски. Но это было все-таки больше игрой.

– Но, стремясь к славе, вы ведь наверняка понимали, что песня на шведском языке не может рассчитывать на такой же успех, как на английском. Как вам кажется, почему мода на английский жива до сих пор?

– Знаете, английский язык вообще очень удобен для сочинения текстов в стиле рок. В нем есть много слов для того, чтобы просто и верно выразить свои мысли, объяснить то или иное понятие. Я бы даже сказал, что английский – это язык рок-н-ролла. По крайней мере для нас это так. Ведь все рок-музыканты мира поймут песню на английском – отсюда, разумеется, и успех.

– Кажется, что теперь вы окончательно порвали со своими корнями – даже живете в Британии, и супруга ваша англичанка. Может быть, вы и сами всерьез уже считаете себя англичанином?

– Нет, конечно же, я швед. Думаю, это касается и всей группы. И никак иначе. Да, я живу в Лондоне и, конечно же, находясь здесь, говорю по-английски. Но, приезжая в Швецию, сразу же перехожу на родной язык. К тому же почти каждый день я говорю по-шведски по телефону. Мне нравится жить в Англии, но это не значит, что я не патриот. Я люблю свою родину, и в этом нет и доли иронии или пафоса.

– Кстати, вам не предлагали стать символом объединенной Европы. Согласитесь, и название подходящее, и сами вы космополиты...

– Это правда – время от времени возникают такие разговоры. Но в любом случае название нашей группы возникло намного раньше, чем государственное образование под названием «Европейский союз». Но ведь мы были первыми! И существуем дольше! Это я шучу, конечно. Если серьезно, когда мы давали название группе, никто не думал, что, по сути, мы сможем олицетворять будущее стольких стран, и уж, конечно, не строил никаких планов по продвижению нашего имени как общеевропейского бренда.

– Рок-н-ролл всегда был направлением революционным, стилем протеста. В последнее время рок-музыканты часто делают политические заявления – к примеру, американская группа R.E.M. на каждом концерте извиняется за политику Буша. У группы Europe есть свои политические убеждения и требования?

– Я думаю, свое мнение о политике и политиках есть у каждого участника команды. Возможно, в чем-то эти позиции не совпадают. Но для нас важнее политических демаршей любить и уважать свою публику, потому что нам важно, чтобы и она испытывала уважение к нам. На своих концертах мы скорее пожелаем зрителям приятного времяпровождения, чем будем скандировать какие-то свои личные политические мнения. К тому же, если наши позиции различны – мы ведь не политическая партия, – зачем выносить разногласия на слушателей и зрителей?!

– Вы – одни из немногих западных музыкантов, которым удалось побывать в Советском Союзе, это был 1987 год, телевизионные съемки в программе «Лестница Якоба». Помните ли этот приезд?

– Конечно, помню! Тогда мы встретили множество интересных и приятных людей, действительно любящих музыку и разбирающихся в ней. Съемки на телевидении помню. У нас не было концертов, но мы имели возможность немного посмотреть Санкт-Петербург. Сама по себе поездка была очень приятным событием для нас. Я очень хочу приехать в Москву, ведь я не был там пока что ни разу.

– Союз был закрытым государством, которое жило по законам, отличным от остального мира. Попавших за кордон россиян порой охватывал ужас при виде этих различий. Интересно, а каковы были ваши ощущения от страны тогда?

– Да, собственно, ничего такого очень уж необычного у нас в прошлый приезд не случилось. Но, пожалуй, забавной ситуацией можно считать то, что мы выпили многовато водки в одну из ночей и почти опоздали на самолет. А один из наших гитаристов, видимо, от навалившихся впечатлений и усталости заснул с гитарой в руках и уронил ее прямо туда, где стояли бутылки и все остальное. Это было сигналом для всех остальных: мол, все, для нас достаточно. Мы тогда вместе с Якобом Далиным (ведущим программы «Лестница Якоба») и русскими ведущими передачи просто отдыхали. Замечательно, кстати, время провели!

– На этот раз культурную программу в России предусмотрели? Или все просто: «самолет – концерт – самолет»?

– Думаю, что два-три дня мы все же сможем посвятить отдыху. По крайней мере нам бы очень этого хотелось. Честно говоря, о России я не знаю почти ничего. Приеду и увижу все сам. Было бы очень интересно посмотреть достопримечательности, да и все остальное. Надеюсь, в Москве есть такие же интересные музеи, как в Санкт-Петербурге? Порекомендуете мне какой-нибудь?

– Третьяковская галерея?

– Постойте, я должен записать название. Спасибо, буду пытаться туда попасть.

– Вас часто называют группой одной песни: Final Countdown. Не обидно?

– Мы знаем это, но... совершенно не обидно, ведь это не соответствует действительности. По-моему, это скорее проблемы радио и телевидения, которые, к сожалению, слишком часто крутят одни и те же песни. На семи пластинках, я имею в виду и пластинки Europe, и свои сольные, всегда была хотя бы пара песен, которые становились хитами и в Европе, и в США. Люди, предпочитающие музыку стиля, в котором мы играем, знают, какие песни мы пишем и что в творческом плане мы далеко не последняя команда. А критиков, готовых записать группу в «команду одного хита», всегда было и будет достаточно.

– Интересно, а вы пытались подсчитать, сколько раз в жизни исполняли Final Countdown? Не думали приблизительно прикинуть и отметить суперюбилей – к примеру, 10-тысячное исполнение песни?

– Десятитысячное исполнение?! А что, неплохая идея! К тому же, думаю, на самом деле мы исполнили этот хит никак не меньше десяти тысяч раз.

Справка «НИ»

Джоуи ТЕМПЕСТ (настоящее имя Йоаким Ларссон) родился 19 августа 1963 г. в Стокгольме. Играл в различных малоизвестных рок-командах до тех пор, пока Джон Норум не пригласил его в 1978 году в свою группу Force. В 1982 году Force приняла участие в популярном в Швеции Конкурсе юных талантов в рок-музыке и заняла 1-е место. После этого коллектив переименовали в Europe, а Йоаким взял псевдоним Джоуи Темпест. Большинство песен Europe, в том числе и самый известный хит коллектива – The Final Countdown («Последний обратный отсчет»), написаны Темпестом. В 1992 году после распада группы, записавшей к тому времени 5 альбомов, музыкант занялся сольной карьерой. В настоящее время живет в Лондоне. В 2004 году участники команды собрались снова вместе и выпустили диск Start From The Dark («Старт из тьмы»).

САМОЕ НАЧАЛО БУДУЩЕГО

Интервью с одним из любимых музыкантов нашего главного редактора – мечта любого автора журнала PLAY, практически венец его карьерных устремлений в роли писаря. Некий шанс, как понимаете, – и лучше бы использовать его как следует. Ломался, в общем, я не очень долго. Больше-то было некому.

Что касается Джоуи Темпеста, фронтмена шведской группы Europe, то для него сия беседа – одна из тысячи. Для меня – опять же анекдот, едва не приключение, о котором впору будет внукам завираться. Темпест, шутка ли, звонил из Берлина в Уфу, где в тот вечер я находился – чтобы всё тот же я взял у него интервью, погрелся в лучах его славы.

И в отличие от слышанного немногим ранее альбома ‘Secret Society’, выпускаемого Sanctuary Records и Warner / Chappell не позднее конца октября, услышанное в беседе с этим человеком привело меня в восторг, близкий к щенячьему…

Поговорим о названье альбома. Что ещё за ‘Тайное общество’? И какого набора правил надо придерживаться, чтобы стать его участником?

Идея одноимённой песни и всего альбома явилась ко мне во время одного из телевизионных шоу, где состоялся мой разговор с Робертом Плантом из Led Zeppelin – я с ним знаком немного. Как раз мы затевали тур по Америке, поэтому беседовали о тех или иных особенностях гастрольных выступлений. Роберт поделился опытом, а я внезапно по итогам осознал, что мировое сообщество рок-музыкантов и групп – нечто вроде секретной организации, тайного ордена единомышленников. Во что эта мысль вылилась, теперь вы знаете. Что же касается правил этого тайного клуба, вы их можете всегда найти – запросто кликнув наш сайт в Интернете.

Как аттестовать ваш путь в музыке? Можно ли его увязывать с каким-нибудь ‘мелодичным хард-роком’, к примеру?

Да, конечно. Это подходящий термин. Мы и сами нашу музыку зовём хард-роком, даже не стесняемся. Мы же подрастали на английских группах, весь хард-рок 70-х заваривших – потому для нас это слово не выходит из употребления. Хотя, конечно, с возрастом, с ходом времени группа Europe, как мне кажется, эволюционирует на позиции ‘нормальности’, гораздо большего спокойствия. Мы – настоящая рок-группа, а этим нынче сказано всё.

Что вы задумывали данным альбомом сказать? В чём основной посыл ‘Secret Society’?

Думаю, что мы проделали немалую работу и очень многое вложили в эту запись – причём и в музыку, и в тексты. Мы бы хотели, будучи лиричными, оставаться и современными, хотели бы что-нибудь всё же значить для слушателя. Мы желаем песен о вещах, которые взаправду возбуждают. Это нас влекло в мир музыки всегда. По-моему, ‘Secret Society’ – один из лучших альбомов, когда-либо нами сделанных.

Альбом ваш – боевик. Единственная баллада, что я приметил, называется ‘A Mother’s Son’…

‘A Mother’s Son’ – хорошая песня, мне она тоже нравится. Она о том, как матери уходят в никуда. Мы, когда её записывали, испытали массу эмоций. Песня ‘A Mother’s Son’ вне всяких сомнений – одна из стержневых композиций альбома ‘Secret Society’.

Чем для вас так важны эмоции?

Они всегда становятся важны в том случае, когда ты занят музыкой, когда поёшь. Мы вовсе не хотим петь песни, за которыми не скрыто чего-нибудь эдакого – сильных эмоций, надрыва, патетики, страсти. Всё это ещё важней, когда стоишь на сцене, приковываешь взоры тысяч людей – ничего так не жаждущих, как чего-либо неподдельного, ненадуманного. Смысл деятельности музыканта – в этом, больше ни в чём. И это очень хорошо. Люди зачастую попросту не считывают всех смыслов, что вложены автором в тексты песен. Они тебя слышат буквально – а это обязывает быть убедительным.

Какого рода волшебство случается у вас на сцене?

На деле группа Europe – везунчики. У нас потрясающий, внутренне очень сильный слушатель. Во время туров многие поклонники сопровождают нас по всей планете – недостижимая мечта львиной доли сегодняшних музыкантов и групп. Когда мы играем концерт, мы видим их лица. Нас в моменты наивысшего эмоционального напряжения посещает удивительное фантастическое чувство единения с аудиторией – вот что вкратце мы испытываем на сцене. Этих ощущений попросту не сыщешь за её пределами.

Вы планируете свой альбом представить армии поклонников, живущих в России?

Весьма на то рассчитываем. Очень хочется заехать и в Россию. Пару лет назад мы были и в Москве, играли в Питере. Нас принимали теплее некуда – реакция людей на многие довольно старые песни Europe нас и вовсе удивила. Я-то могу и сравнивать, поскольку в Москве был впервые в далёком 1988 году. Тогда ещё был Советский Союз, на улицах было тихо, люди были спокойны. Я приехал ещё лет через пять – и все казались ДРУГИМИ. Будто взял и очутился в новом параллельном мире, в неком Зазеркалье. Мне ужасно всё это нравилось, а больше всего – общаться с людьми. Я нигде столь много не беседовал о музыке, сколько пришлось в России. Ваши меломаны – довольно тонкие люди, они готовы разговаривать часами напролёт!

Вселенскому хиту ‘Final Countdown’, любимой песне множества россиян, уже 20 лет. Принято считать, что именно эта песня – самая значимая из всех, что вы сочинили. Вы бы с этим согласились?

Эта песня, разумеется, была и остаётся одной из самых важных для Europe. Прежде всего, потому, что позволила нам столкнуться и познакомиться в этой жизни с целой прорвой хороших людей. Не было б этой песни – может, и не было б нас. Песня ‘Final Countdown’ вообще явилась нам сродни божественному откровению. А годовщину её мы отметим выпуском специального DVD с не очень известной записью стокгольмского концерта одним из каналов шведского телевидения в 1986 году. В комплекте – наши интервью и всё, что хочешь. Если говорить о символическом смысле ‘Final Countdown’, я сейчас уже не вспомню что, сочиняя текст, имел в виду. Всё потому, что одним из первых купленных мною синглов был ‘Space Oddity’ бесконечно изумительного Дэвида Боуи – наиболее запомнился мне образ человека в открытом космосе. Вспомнился этот образ повторно тогда, когда я работал над собственной песней – так же путешествуя по внутренней своей вселенной, которую сейчас и не опишешь. В общем, эта песня – о вынужденной разлуке и о путешествии, что продлится очень и очень долго. Нам тогда было по 22-23 – и жизнь казалась нескончаемой. Я вот хотел быть похожим на Роберта Планта…

Мне вот сейчас 23.

Выходит, что и ты в начале путешествия. Волшебный возраст, я тебе скажу. Будущее только начинается!

Кстати, о будущем. При каких обстоятельствах вы исполнили ‘Final Countdown’ в рамках празднования Миллениума?

С этим всё просто. Кто-то в Стокгольме нам предложил – а мы не смогли отказаться. Для нашей группы то была головокружительная возможность увидеть друг друга вновь и сызнова прийти к своим поклонникам. Вернуть должок любимому Стокгольму – где всё это и начиналось. И всё это получилось!

Может ли слушатель с некоторой долей условности воспринять ваш новый альбом как пригоршню песен, выдержанных в духе европейской романтической традиции XIX века?

В некотором смысле это романтичные песни. О космосе, о превратностях нашей жизни, о родных и друзьях. О вере, что важней любой религии. И о том, что если вера исчезает, нужно припадать к корням. Романтических поэтов я, конечно же, признаю – и перечитываю Байрона порой. Вот только никогда не откажусь от принципа, что слово (пусть и самое красивое) не очень хорошо без музыки. Я обожаю поэзию – но только музыка способна преодолеть её границы и придать иное измерение. В отдельности же слово проигрывает.

И кто в этом смысле заслуживает похвалы?

Из новых групп это Muse и Lostprophets. Если же припасть к корням – то это, разумеется, UFO, Led Zeppelin, Deep Purple, Rainbow, Thin Lizzy, Whitesnake. Все они столько для нас важны, что даже группу свою мы назвали по мотивам одной из пластинок Deep Purple – вот как мы были им преданны!

Вторая песня вашего альбома названа ‘Always The Pretenders’. По-вашему, является ли притворство наиболее удобным методом выживания?

Однозначного ответа не имею. Иногда и впрямь лучше быть притворщиком. Но вообще у песни ‘Always The Pretenders’ есть и более конкретная подоплёка, к тому же неслабая порция грусти – она посвящена событиям 11 сентября. В тот памятный день я принял звонок от жены и в трубке услышал о приключившейся катастрофе. Её же, включив телевизор в студии, я увидел. Все мы в тот день потеряли невинность повторно. Ещё очень долгие месяцы жена пребывала в глубоком шоке. В песне же, я надеюсь, присутствует не только этот шок, но также и трепет. Не только ужас, но и надежда.

Ещё одно совпадение… сегодня же ровно пять лет!

Знаю-знаю! Думал об этом всё утро.

Да и название группы весьма обязывает. Не кажется ли вам, что евро-центристская культура подходит ныне к своему логическому завершению?

Совсем не кажется! Я часто размышляю о том, что с Европой творится. И есть у меня ощущенье, что новые члены сообщества, все эти страны Восточной Европы лишь сейчас и начинают жить по-настоящему. А с некоторых пор в их числе Россия – хотя бы и частями. Лично для меня освободительный потенциал Европы ценен и очевиден по-прежнему. Европа – это некий lifestyle, образ жизни. То нечто, какими мы будем всегда. Способ существования.